Элеонора опустилась на край койки.

— Мало что отыщут они в моих сундуках. Но в них было все мое имущество. Теперь у меня только и осталось, что сорочка, носовой платок и кое-какие туалетные принадлежности. Что мне теперь делать?

— Гранада — это еще не край света. И там есть портнихи.

— Даже если бы я умела шить сама, я не могу позволить себе завести новый гардероб.

— Ну, во-первых, у тебя есть то, что на тебе. И ты наверняка ты сможешь позволить себе одно-два платья, полегче.

Элеонора с сомнением осмотрела свое платье из коричневого бархата, которое она надела в то утро. По фасону оно походило на те, какие носила ее мать, — с длинными узкими рукавами и высоким воротником. День был прохладный из-за дождя, но она уже пожалела о своем выборе. А что будет, когда появится солнце? Более того, после экскурсии в Сан-Карлос подол ее платья был покрыт грязью. Понимая, что вряд ли сможет еще раз надеть его в этом тропическом климате, она мало беспокоилась по этому поводу. Да и вряд ли вообще возможно отчистить эту юбку.

Элеонора печально посмотрела на попутчицу. Мейзи прикусила нижнюю пухлую губку.

— Вообще-то это твое платье мне не нравится. Слишком скучное и слишком старомодное. Да и все остальные твои наряды тоже. Так что, я думаю, самое время начать все по новой.

— Ну я же говорю тебе, что я не могу.

— Чепуха! Всегда есть пути и средства. Дай-ка я присмотрю для тебя что-нибудь легкое и воздушное, что-нибудь зеленое или розовое.

— Я всегда старалась носить приглушенные тона, мои волосы…

— Волосы у тебя просто роскошные!

— Моя бабушка…

— Твоя бабушка, может, и была дамой, но мне она кажется старой ведьмой, которая ревновала и к твоей матери, и к тебе. Ты красивая женщина. Лицо — совершенный овал, красивые зеленые глаза, темные ресницы и брови, матовая креольско-французская кожа, и все это, как корона, венчают пылающие ирландские волосы! Мне кажется, что ты напрасно и несправедливо по отношению к себе стараешься сделаться незаметной.

— Я не хотела бы привлекать чье-нибудь внимание, — попыталась объяснить Элеонора.

— Не сомневаюсь, твоя бабушка еще много о чем тебя предупреждала. О, конечно, я понимаю, ты не хочешь одеваться, как я. Однако я и не думаю, что тебе следует это делать. Но все равно ты ведешь себя не правильно, одеваясь подобным образом. Так ты никогда не найдешь себе мужчину.

Элеонора вскинула голову. Глаза ее воинственно заблестели.

— Ты, может, удивишься, но мне не нужен мужчина.

— Ты можешь думать что хочешь. Но, к сожалению, только мужчина способен обеспечить женщине защиту.

— У меня уже был жених. И, похоже, вся моя привлекательность исчезла, когда я потеряла приданое.

— Он был дурак. Без него тебе будет лучше.

— Несомненно. Но я предпочитаю доверять только Жан-Полю и себе.

— Прекрасно. Ты только не учитываешь, что братья со временем женятся и потом на первое место ставят своих жен. А что будет с тобой? Тебе нужен муж. И твоя собственная жизнь.

— Но ты, кажется, хорошо справляешься и без него.

Мейзи напряглась, затем медленно расслабилась.

— У меня был муж. И ребенок. Сын.

— Извини…

— Да что там. Я расскажу. Мы жили в Джорджии. Однажды ночью, зимой, начался пожар, искра из трубы упала на деревянную крышу. Я была на кухне, замешивала тесто для хлеба. А муж дремал у камина. Сгорело уже полкрыши, когда обнаружился пожар. Я вбежала в спальню, полную дыма. Там спал двухлетний сын. Было холодно, я быстро завернула его в одеяло и подхватила. Муж велел вынести его наружу и остаться там, пока он попытается спасти хоть что-то из вещей. Я сделала, как он велел, хотя не могла не смотреть на бушующее пламя и не думать о том, что я теряю все. Потом я стала разворачивать ребенка, но оказалось, я взяла не сына, а игрушку, которую сама ему сделала. Я крикнула про это мужу, и он кинулся в дом. В эту минуту крыша рухнула.

Она закончила рассказ хриплым шепотом.

— Мейзи… — Элеонора потянулась к ней рукой, не в состоянии найти слов, способных выразить сочувствие.

— Мне сейчас тридцать три, — продолжала она. — Больше десяти лет я пытаюсь забыть, пытаюсь найти способ перестать казнить себя. Но ничего не помогает. Ничего. Я, правда, многому научилась. Узнала, что мужчина и женщина нуждаются друг в друге. Что близость мужчин и женщин, переплетение их тел в страсти — вот единственное, что делает жизнь более или менее сносной.

— Однако, — сказала Элеонора, отведя глаза в сторону, — ты говоришь… о том, что стало твоей профессией.

— Да, это так. Но я разборчива. — Она улыбнулась. — Может, это тщеславие с моей стороны, но я называю себя куртизанкой. Разница есть — я ограничиваю себя только одним мужчиной на какое-то время. Ну, хватит, я и так достаточно шокировала тебя в этот вечер. Мы говорили об одежде. У меня есть одна-две вещицы в сундуках, которые я могу тебе дать. Прошлым летом я позволила портнихе в Саратоге уговорить себя, что мне пойдет на пользу что-нибудь с претензией на скромность. Я согласилась, хотя это не мой стиль. Конечно, я более округла в определенных местах, чем ты, но у меня есть иголки, нитки, ножницы, и мы подгоним платье по тебе.

— Понимаешь, я ценю твое щедрое предложение, но не могу его принять,

— сказала Элеонора.

— Почему? Ты одна из самых привлекательных женщин, которых я видела. И тебе надо одеться. Если ты откажешься, то не просто обидишь — ты оскорбишь меня.

— Ты так упрашиваешь, что тебе невозможно отказать.

— Хорошо, — ответила Мейзи, поворачиваясь к сундукам. — Именно этого я и хотела.

На причале в Гранаде толпились люди. Мужчины с ручными тележками сновали взад-вперед, поднимая клубы пыли, пытаясь отвоевать место там; куда спустят трап.

— Карретон де мано! — кричали они, пытаясь еще и жестами показать желающим, что они могут подвезти багаж. Женщины с темными, вьющимися волосами, спадавшими на спину, носили подносы с фруктами и свининой. Старухи и мальчишки торговали раковинами и плетеными пальмовыми шляпами, кожаными вещицами и всякими безделушками из коровьего рога.

Солдаты, фалангисты в красном, низко надвинув широкополые с красными ремешками шляпы для зашиты от слепящего полуденного солнца, стояли, прислонившись к строениям на причале. Большинство были американцы или европейцы, попадались среди них и испанцы, но все они отличались худощавостью и производили впечатление людей, много повидавших, и резко контрастировали с теми, кто толпился у парохода.

Путешествие по озеру не было отмечено какими-либо событиями. Сначала они миновали Вирджин-Бэй, где высадились пассажиры, направлявшиеся в Калифорнию. Их уже ждали экипажи, готовые доставить в Сан-Хуан-дель-Сур. Дверцы экипажей были разрисованы сценами из жизни Калифорнии и Никарагуа, а украшавшие их красные или голубые полосы на белом фоне сверкали на солнце. При виде их становилось веселее на душе и хотелось немедленно добраться до этих мест.